«Битву за Украину» Россия и Запад рассматривают в качестве «решающей схватки»
Зигмунд Станкевич в гостях у Caliber.Az

ИНТЕРВЬЮ  21 Января 2022 - 17:01

Интервью Caliber.Az с советским и российским ученым-правоведом и политическим аналитиком, в 1990-1991 гг. - сотрудником Аппарата Президента СССР Зигмундом Станкевичем.

- Зигмунд Антонович, недавние переговоры между Россией и США/НАТО, судя по всему, завершились безрезультатно. Можно ли в этой связи утверждать, что мир возвращается во времена холодной войны?

- Я бы не сказал, что эти переговоры закончились безрезультатно. Во-первых, они еще не закончились, на что, несмотря на всю воинственную риторику, прозрачно намекают обе противоборствующие стороны. Да и встречу Блинкен-Лавров в Женеве 21 января тоже можно считать продолжением диалога.

Во-вторых, как минимум на начальном этапе переговоры закончились вполне предсказуемо, а это тоже результат. Вряд ли кто-либо здравомыслящий рассчитывал в нынешней ситуации на большее.

Наконец, в-третьих, ультиматумы, как правило, не обсуждаются - они либо принимаются, либо нет. А так как стороны все-таки переговаривались и, как говорят знающие люди, продолжают негласно это делать и сейчас, то есть некоторые основания полагать, что капитуляция противника - «полная и безоговорочная» - пока, к счастью, на повестке дня не стоит.

Но это вовсе не означает, что беспрецедентный конфликт между современной Россией и так называемым коллективным Западом, который во многом носит экзистенциальный характер, постепенно сойдет на нет и ситуация нормализуется на неких новых, взаимоприемлемых для сторон условиях. Наоборот, на мой взгляд, обстановка будет и дальше накаляться и обостряться, поскольку конфликты подобного рода, по определению, не могут быть разрешены переговорным путем. Переговорами, в данном случае, можно лишь определить рамки дозволенного - «здесь и сейчас» - и попытаться хотя бы на время отсрочить «решающее сражение», которое, собственно, и покажет, who is who в мире первой трети ХХI века. И не более того.

Что касается возвращения мира во времена холодной войны, то я полагаю, что это «возвращение» произошло уже достаточно давно: идеологически - во время Мюнхенской речи президента России в 2007 году; военно-политически - с «украинской кампании» 2014 года, с промежуточным «пробным шаром» в виде военно-дипломатического разрешения конфликтной ситуации в Грузии в 2008 году. Естественно, и Запад в лице его ведущих стран и важнейших структур здесь «не без греха» - целенаправленное и последовательное формирование своего рода «буферной зоны» вокруг постсоветской России - вначале ельцинской, а затем путинской, чисто объективно не могло не породить сегодняшнего результата. Пока дело касалось только государств Центральной и Восточной Европы, включая страны Балтии и отчасти Молдову, Москва на это смотрела хоть и с раздражением, но без активного желания противодействовать. Но когда дело дошло до Украины и Беларуси, - стран, суверенную государственность которых очень многие в России - как в элитах, так и среди населения, считают искусственной и прямо производной от российской, терпение Кремля лопнуло. В итоге мы имеем то, что имеем.

- Как вы полагаете, в чем ныне проявляется антагонизм между Россией и Западом? И что послужило непосредственной причиной столь резкого обострения отношений между ними в последнее время?

- Многие полагают, что этот антагонизм вырастает из цивилизационной несовместимости России и Запада, корни которой следует искать прежде всего в сфере религиозных различий между православием и западным христианством. Я так не считаю. Мой подход к проблеме заключается в том, что русские в подавляющем большинстве своем - это нормальные восточные европейцы православного вероисповедания, а Россия - неотъемлемая часть европейской, то есть западной цивилизации, крупнейшая и богатейшая европейская держава, которая может и должна играть важную созидательную роль в судьбе континента и мира. Все остальное, все эти глубокомысленные разговоры о специфической «русской (российской, славянской) православной цивилизации», об «особой миссии» России, прежде всего - в Евразии (Москва - современный «Третий Рим»), о какой-то исключительной системе «русских духовно-нравственных ценностей», выделяющих Россию среди других стран, на мой взгляд, от лукавого.

Но разговор о современном антагонизме между Россией и Западом имеет также свое сугубо практическое, политическое, а точнее - геополитическое измерение. И это намного серьезнее. Здесь никак не обойти, например, вопрос об откровенно новоимперских амбициях возрождающейся после краха 1991 года России, ее стремлении к абсолютной независимости, дающей, как считают в здешних властных коридорах, «естественное» право на доминирование как минимум в пределах так называемой исторической России. Как, впрочем, и многое другое - в частности, все более упорное нежелание официальной Москвы следовать общепринятым в современном цивилизованном мире нормам и правилам, представляя любое несогласие с ее «особой позицией» как проявление царящей на Западе тотальной русофобии. Я уже не говорю о том, что неприкрытое, агрессивное антизападничество, особенно в последнее время, буквально пронизывает всю внутреннюю и внешнюю политику страны, является стержнем государственной пропаганды.

Нынешнее обострение отношений между Россией и Западом, несомненно, имеет не одну, а целый комплекс причин, и за многие аспекты ухудшения положения ответственность ложится в равной степени на обе стороны. Но если все же попытаться выделить главную, то это, конечно, «Битва за Украину», которую и Россия, и Запад рассматривают в качестве принципиальной, «решающей схватки», чем-то наподобие «Битвы за Британию». Логика, на мой взгляд, здесь следующая: если верх возьмет Россия, значит, она сохраняет реальный шанс в обозримом будущем на государственное воссоединение - в той или иной форме - Белоруссии, России и Украины с последующим присоединением к этому «славянскому ядру» других «осколков» бывшего СССР типа Абхазии, Южной Осетии, Приднестровья и т.д. Если же победит Запад, то про идею «славянской реинтеграции» придется временно забыть, сосредоточив все силы на сохранении того, что имеется - в частности, на недопущении развала Союзного государства Беларуси и России, что по факту означало бы конец многовековой имперской истории России. Прямо по старику Бжезинскому! Естественно, об этом сегодня никто здесь и помыслить не смеет.

- Чем для мира чревата нынешняя холодная война?

- Прежде всего, на порядок более высокой, чем это имело место во второй половине ХХ века, угрозой перерастания «холодной» войны в «горячую», пусть даже в гибридной форме. Все-таки военно-политическое противостояние сверхдержав и их системных сателлитов в условиях первой холодной войны имело вполне «натуральные» ограничители в виде общего ужасающего опыта Второй мировой войны и четко фиксированных, с точки зрения международного права, ее итогов, известных под условным названием «Ялтинско-Потсдамский миропорядок». По большому счету, этот миропорядок в течение десятилетий признавался и соблюдался обеими противоборствующими сторонами, невзирая на их отдельные победы или поражения, что и стало, наряду с обладанием ядерным оружием, главным залогом сохранения устойчивого мира и стабильности в Европе, а также, в определенной степени, в других частях земного шара.  

Ныне же ситуация намного опаснее. И не только потому, что почти исчезли прежние «сдержки и противовесы», за исключением, пожалуй, только ядерного арсенала. Не только потому, что человечество, несмотря на весь технологический и прочий прогресс, живет в более хрупком и уязвимом, чем прежде, мире, в котором нередко правит бал вульгарный экономический детерминизм и примитивный, порой очень агрессивный политический национализм. Наконец, даже не в том, что на первые роли в экономике и прочих важных сферах жизнедеятельности человечества вышли новые, мощные и влиятельные игроки типа Китая, Индии и других стран, роль которых при прежнем миропорядке была незначительной, но которые сейчас настоятельно требуют своей «законной» доли в управлении миром.

Главная опасность, как представляется, в том, что в основании нынешней холодной войны - политико-правовая незавершенность прежней. Именно эта незавершенность позволяла и до сих пор позволяет каждой из сторон по-своему трактовать ее итоги и, соответственно, вести себя на международной арене. Так, Запад и прежде всего США посчитали исчезновение с карты мира СССР и возглавляемого им социалистического содружества своей абсолютной, не требующей никакого подтверждения победой, дающей им безусловное право диктовать условия проигравшим, и в одностороннем порядке устанавливать свои «правила игры» в любой части мира. Как это происходило на практике, я хорошо помню по собственным наблюдениям в первой половине 90-х годов прошлого века, да и в документальной литературе сегодня можно найти немало впечатляющих описаний «закулисной истории» окончания холодной войны.

В свою очередь, антисоветская Россия, став правопреемницей «поверженного» Советского Союза и унаследовав его место в важнейших международных организациях, официально на первых порах делала вид, что крах СССР - это не ее катастрофа и великая проблема, что это - «общая победа всех демократических сил». За что и была снисходительно обласкана победителем, который сохранил за ней возможность формального участия в решении важнейших международных проблем. Кстати, а мог и не сделать этого, если бы в тот период Запад жестко поставил вопрос о необходимости «переформатирования» всей системы обеспечения международной безопасности в соответствии с итогами той холодной войны.

Но стоило России несколько окрепнуть, восстановить силы и начать предъявлять свои претензии на реальное участие в решении судеб не то что мира, но хотя бы постсоветского, постсоциалистического пространства, как стало ясно, что это не предусмотрено ее нынешним «статусом» и весом в мировых делах, что это была исключительная прерогатива ушедшего в небытие Союза ССР как одного из гарантов прошлого миропорядка, а сейчас времена изменились. Вот тогда, собственно, и появилась известная формула о «крушении СССР как величайшей геополитической катастрофе ХХ века», вспомнили о якобы обмане с обещанием не продвигать НАТО на Восток, пошли жалобы на то, что, мол, «нас не хотят слышать», что «игнорируют наши жизненные интересы и вопросы нашей безопасности», заработал своего рода «Веймарский синдром», охвативший как российские верхи, так и низы… Словом, созрели необходимые политико-идеологические и морально-психологические условия для того, чтобы начать полноценный поход за возвращение «несправедливо отнятого», один из ключевых этапов которого мы сегодня и наблюдаем.  

 - Кстати, чем сильнее напряжение в российско-американских отношениях, тем больше в российском обществе, а также среди политиков, депутатов и экспертов разговоров об «историческом реванше», «возрождении СССР 2.0», «собирании земель Русского мира» и так далее. Это своеобразная ностальгия по былому могуществу (Российской империи и СССР) или умелое манипулирование общественным мнением для отвлечения внимания от более насущных внутренних проблем?

- Непростой вопрос, который, как представляется, не имеет однозначного ответа. С одной стороны, безусловно, это определенная политическая линия, которая вырабатывается и формулируется на самом верху. Одновременно это своеобразное отражение того очевидного факта, что государственная стратегия современной России во многом обращена в прошлое. Именно там, в славном имперском и советском прошлом, в представлении творцов нынешней российской политики, следует искать идеалы для современности, образцы для подражания, практический опыт для решения той или иной государственной проблемы. Культ Победы в Великой Отечественной войне, ядерный проект, первый космический полет Гагарина и другие впечатляющие свершения советской эпохи при этой политической линии удивительным образом сочетаются с возвеличиванием деятельности русских царей и видных деятелей имперской эпохи по расширению и укреплению державы, приумножению ее могущества, славы и влияния.

С другой стороны, насаждение официально объявленной идеологии патриотизма неизбежно ведет к определенной архаизации общественного сознания на низовом уровне, которая, в свою очередь, подпитывает верхи, вселяя в них уверенность, что «глубинный народ именно так и думает». Особая роль в этом принадлежит прокремлевскому российскому телевидению и государственным агентствам типа RT и РИА «Новости», которые целенаправленно формируют в обществе настроения некритического восприятия российской действительности и, прежде всего, решений и действий властей, которые «у нас никогда не ошибаются», восхваления всего отечественного и неприятия всего иностранного, особенно, западного, подспудно разжигают и так существующие в массах чувства национальной уязвленности, настроения великодержавной горделивости и исторического реваншизма. Парадокс в том, что все это происходит на фоне и одновременно с вполне здравыми рассуждениями о необходимости модернизации многих сфер экономики и социальной жизни, ускоренной цифровизации страны, более активного внедрения высоких технологий и прочих достижений научно-технического прогресса, которые, кстати, в большинстве своем имеют зарубежное происхождение…

Таким образом, на мой взгляд, есть достаточно веские основания полагать, что недавние разительные перемены в лексиконе российских политиков, депутатов, видных общественных деятелей и экспертов не являются случайными. Они обращены как к внутренней аудитории, которая тем самым отвлекается от тягот жизни в условиях экономического неблагополучия и продолжающейся пандемии, морально-психологически готовится к судьбоносным переменам, так и к внешнему миру, которому подается недвусмысленный сигнал о готовности и решимости России вернуть себе в полном объеме былое могущество, величие и влияние в ближнем и дальнем зарубежье.   

- Можно узнать ваше мнение как человека, который значительную часть своей научной деятельности посвятил изучению политических и правовых проблем развала Союза?  Вы верите, что в обозримом будущем возможно создание обновленного «СССР 2.0»? 

- Нет, не верю. Советский Союз как уникальная политическая реальность, как государство-воплощение беспримерного социального проекта безвозвратно ушел в историю еще 30 лет назад. Память о нем - я в этом абсолютно уверен - переживет не только всех пока еще здравствующих «свидетелей Союза», но и многие поколения их наследников. Но это не значит, что кто-либо сможет повторить этот потрясающий эксперимент, пусть даже в очень приблизительном виде.  Дело в том, что для создания сопоставимого с тем Союзом объединения государств и народов сегодня не существует никаких - ни объективных, ни субъективных условий. А главное - нет общей идеи объединения, которая была бы одновременно универсальной (общечеловеческой), наднациональной и надконфессиональной, наподобие той, какой в свое время выступала вдохновившая миллионы простых людей идея освобождения от эксплуатации, социального и национального гнета.

Что возможно, так это попытка нынешней России создать некий Российский Союз из трех постсоветских славянских государств и ряда территорий, откровенно тяготеющих к т.н. «Русскому миру». Но я не думаю, что и эта попытка увенчается настоящим, долгосрочным успехом. Прежде всего потому, что народы бывшего СССР за минувшие десятилетия успели ощутить истинный вкус свободы и независимости. Несмотря на все невзгоды, они в полной мере осознали ценность и важность суверенной национальной государственности. В этих государствах сформировалась новая политическая элита, которая уже не готова постоянно оглядываться на Москву и безмолвно следовать за «старшим братом», каким бы добрым и заботливым он не казался. А это значит, что потенциальному новому «объединителю» не хватит никаких ресурсов - ни материальных, ни людских, чтобы удержать в повиновении эти территории и их население. Поэтому, хочешь не хочешь, а придется искать и находить новые, более современные и соответствующие реалиям ХХI века формы добрососедства и взаимовыгодного сотрудничества с бывшими братьями по Союзу.

Caliber.Az

Просмотров: 3311