Мигрант в России? Значит, уже виновен! Бастрыкин говорит языком ксенофобии

В последние годы система правоприменения в России переживает заметную перестройку. Причем не по форме, а по содержанию. Если ранее госструктуры выступали в рамках юридически выверенной логики, опираясь на нормы, статистику и процессуальные формулировки, то сегодня публичные заявления правоохранительных структур всё чаще приобретают иной характер. Впрочем, не будем утомлять читателей долгим вступлением, а сразу перейдем к делу. 

В речи представителей Следственного комитета Российской Федерации смещение от профессионального языка к оценочным, зачастую социально и культурно нагруженным суждениям стало очевидным феноменом современной публичной российской политики. Это особенно заметно в рассуждениях о преступности, где акцент переносится с конкретных деяний на этническое и национальное происхождение, прежде всего мигрантов.

Ключевую роль в этом процессе играет лично председатель Следственного комитета Александр Бастрыкин, чьи публичные заявления в последние годы систематически выходят за рамки традиционной следственной лексики. Он формирует общую картину, в которой этническая принадлежность выступает как существенный фактор правонарушительной активности. Так, на Петербургском международном юридическом форуме Бастрыкин заявил: «По итогам января — марта 2025 года отмечается рост на 15% числа преступлений, совершенных иностранными гражданами» и добавил, что «в общем числе тяжких и особо тяжких преступлений, совершенных мигрантами, более половины из них связаны с незаконным оборотом наркотиков».

Такая риторика неизбежно вызывает недоумение: при чём здесь вообще национальность и почему она оказывается в центре оценки криминогенной ситуации? Ведь уголовное законодательство должно оперировать действиями конкретных лиц и степенью их вины, но никак не принадлежностью к той или иной социальной группе.

На том же форуме Бастрыкин подчеркнул, что рост преступности среди мигрантов в текущем периоде «просто недопустим» и даже назвал происходящее угрозой в условиях особого военного периода в стране. Он также акцентировал внимание на преступлениях, совершённых несовершеннолетними мигрантами, описывая их действия как объединённые и направленные против «ровесников славянской внешности». В подобных высказываниях синтез статистики и оценочных суждений зачастую приводит к формированию устойчивой связи между этническим статусом и опасностью, исходящей от группы в целом, что по сути превращает национальность в ключевой смысловой ориентир.

Переход от описания конкретных правонарушений к созданию образов социальных угроз — это не просто стилистическая особенность речи. Там, где раньше анализировались факты, обстоятельства и мотивация деяний, сегодня все чаще используются обобщённые формулировки, которые способны формировать у широкой аудитории устойчивые ассоциации: «иностранный гражданин», «мигрант», «лицо неславянской внешности» как возможный источник опасности. В результате преступление перестаёт восприниматься как индивидуальный проступок, совершённый конкретным человеком, и начинает восприниматься как проявление «поведенческих моделей» той или иной этнической группы. Иными словами, такая трансформация языка права влияет на восприятие самой сущности правосудия: ответственность и вина всё больше связываются не с поступком конкретного человека, а с этническим происхождением и паспортом.

Парадокс заключается в том, что преступления с участием русских по происхождению жителей не становятся поводом для широких обобщений о «культурных особенностях большинства» или «климате социальной среды». Это создаёт асимметрию, когда правоприменение в медийной плоскости выглядит пристрастным и направленным на один социальный слой, оставляя другой за пределами подобных обобщений. Такое различие в подаче, естественно, формирует неоднородное общественное восприятие справедливости: граждане начинают замечать, что методы и акценты различаются в зависимости от того, к какой группе принадлежит правонарушитель. 

В то же время правозащитники называют высказывания главы СК о разгуле преступности среди мигрантов политическими заявлениями и опасаются, что власти будут злоупотреблять проверками. Так, Елена Буртина, заместитель председателя комитета «Гражданское содействие», занимающегося защитой мигрантов, заявила, что правоохранительные органы России завышают данные о преступлениях, которые совершают мигранты. Реальная цифра, по ее словам, не превышает 4%. Примерно тот же порядок цифр озвучивал в прошлом году и руководитель Федеральной миграционной службы Константин Ромодановский. По его словам, разговоры о криминогенности иностранцев являются «популизмом чистой воды», так как на их долю приходится лишь 3,5% совершаемых в России преступлений.

Тем не менее, маховик уже запущен, и Бастрыкин его активно раскручивает. Однако там, где право подменяется этнической риторикой, исчезает его универсальность. Там, где граждан делят на «коренных» и «пришлых», исчезает равенство перед законом. В цивилизованном обществе закон либо действует одинаково для всех, либо перестаёт быть законом. И чем дольше в официальных заявлениях будет сохраняться подмена правовых критериев этническими, тем труднее будет вернуть правоприменение в рамки нейтральности и справедливости.