Французские выборы, закат эпохи в мировой политике и Южный Кавказ Расклад Сергея Богдана

На президентских выборах во Франции в воскресенье может одержать верх фигура, которой опасается западный либеральный истеблишмент - Марин Ле Пен. Результат голосования повлияет на продолжение российско-украинской войны, а Кремль отпразднует победу Ле Пен не меньше чем крупную победу на фронте. Но глобальный характер французской внешней политики означает, что последствия выборов могут сказаться и на Южном Кавказе.

Трещина в западном блоке

Задолго до начала предвыборной кампании стало ясно, что в этот раз власть во Франции может измениться радикальным образом. Опросы последних месяцев показывали, что половина избирателей проголосует во втором, решающем туре за «крайне правого кандидата». Иными словами, за Марин Ле Пен. Ее избрание повлечет за собой серьезные последствия для ЕС, НАТО и всего западного сообщества, которые сравнивают с выходом Великобритании из ЕС и приходом к власти в США президента Трампа. Как отмечают западноевропейские либеральные издания, «это приведет к эскалации споров вокруг правовых основ Евросоюза, а немецко-французский тандем в руководстве ЕС врежется в стену».

«Национальное объединение», созданное Марин Ле Пен в начале 2010-х годов, лишено радикальности прежнего «Национального фронта», которым руководил ее отец, а позже она сама. Ле Пен больше не призывает к выходу Франции из ЕС и Шенгенской зоны или возвращению франка вместо евро. Но она и далее требует сделать ЕС менее подчиненным брюссельской бюрократии, а также призывает вывести Францию из военной структуры НАТО, т.е. вернуться к ситуации 1966-2009 годов.

Кроме того, Ле Пен заявляла, что отменит санкции против России, встречалась с Путиным и финансировала политические кампании за счет займа в российско-чешском банке. Недавно она вообще заявила, что после войны Россия вновь может стать стратегическим партнером Франции, а сближение между НАТО и Москвой - желательным. Заняв пост президента, Ле Пен может заблокировать санкции ЕС против России или перевооружение Украины. Как бы то ни было, но единый фронт Запада против Кремля ослабнет.

Но выбирать ее французы будут скорее по другим причинам. Ле Пен критикует политику «социальной жестокости» нынешнего руководства страны и призывает оказывать значительную социальную поддержку работающим, например, снизить налоги для большинства населения (НДС с 20% до 5,5%). Эта ставка на мобилизацию занятой части населения может привести ее к победе.

Дело в том, что Франция находится в сложной социально-экономической ситуации, и это ощущается обычными гражданами даже на бытовом уровне. Формально, по объему ВВП страна занимает 7-е место в мире, но ее положение постоянно ухудшается. Государственная задолженность составила в 2020 году аж 115% ВВП (в соседней ФРГ - 68,7%), а дефицит внешней торговли достиг в том же году 64,7 млрд евро (в ФРГ - профицит 183,2 млрд). Иными словами, пребывание в ЕС стало экономическим триумфом для Германии, но никак не для Франции. Последняя страдает от серьезного дефицита внешней торговли вот уже два десятилетия - практически с самого начала более тесной интеграции с ЕС. Это связано с деиндустриализацией: если в 1995 году доля промышленности во французском ВВП составляла 17,5%, то в 2019 году - 11%. Например, численность занятых в традиционно развитой текстильной промышленности составила в прошлом году всего 60 000 человек, хотя тридцать лет назад эта цифра была в семь раз больше.

К нынешнему президенту Макрону крепко приклеился ярлык «президент богатых» и его решения вроде снижения налогов на доходы с капитала (что пошло на пользу только богатым) служили тому иллюстрациями. Бывший член Социалистической партии, он пришел на президентскую должность как неолиберал, требуя больше рынка, меньше государства. Впрочем, государственные деньги все равно почему-то шли корпорациям: одно «Рено» в ходе пандемии получило 5 млрд кредита от правительства. Граждане особых перемен к лучшему не ощутили: да, поставленная Макроном цель снизить безработицу до 7% почти достигнута, но сделано это за счет неустойчивой занятости - например, с минимальной зарплатой (1270 евро) и краткосрочными контрактами.

От военного путча до «Реконкисты»

В такой ситуации неудивительно, что Франция в последнее время начала ощутимо терять стабильность. И дело не только в громких терактах. Выборы проиллюстрировали тенденцию к общей радикализации французской политики. Уже в первом туре каждый третий француз проголосовал за крайне правых: Ле Пен получила 23,1%, а Эрик Земмур - 7,1%. Если бы не последний, Ле Пен могла бы обойти действующего президента Макрона (получившего 27,8%) уже в первом туре.

Хотя опросы показывают, что французов больше заботят вопросы экономической ситуации и экологии, но предвыборная кампания была переполнена темами борьбы с иммиграцией и некоей «мусульманской угрозой». Тот же Земмур даже основал в конце прошлого года партию с провокативным названием «Реконкиста», намекая на то, что продолжает т.н. «освобождение» Европы от мусульман - ведь первая реконкиста означала уничтожение мусульманской цивилизации в Испании вместе с ее носителями. Последняя, кстати, никак не была «пришлой», а просуществовала даже более продолжительное время, чем христианская.

Иными словами, французская политика в последние годы смещалась на правый фланг, что, в частности, означало курс на поддержание сложившейся иерархии во власти и обществе, а также государственной идеологии, прежде всего воинственного секуляризма. Это влекло за собой продолжение противостояния с французскими гражданами-выходцами из колоний или их потомками. И когда французские политики начинают рассуждать об опасности ислама, исламистской угрозе, дестабилизации общества в ходе подрыва секуляризма, росте преступности, связанной с «ордами из пригородных кварталов», то не стоит воспринимать это лишь как некий идеализм. Речь идет о том, что проживающие на окраинах крупных городов молодые люди, не видящие для себя перспектив в рамках нынешней политики, ищут пути выражения своего протеста, связываясь порой с религиозными экстремистами и становятся «угрозой» для доминирования нынешней французской элиты. В стране уже возникают общественные структуры, начинающие бросать вызов государству. Это очевидно уже на примере настоящих крупных гетто (ярким примером чего является портовый Марсель), в которые посторонним и властям ходу нет.

В этих условиях во Франции вновь зазвучали угрозы вмешательства силовиков в политику. 24 апреля 2021 г., в очередную годовщину путча французской армии 1961 г., отставной капитан Жан-Пьер Фабр-Бернадак опубликовал в своем блоге текст с предостережением о надвигающемся «распаде Родины» и призывом к решительному наведению порядка в стране. Иначе, мол, за дело возьмутся люди в форме. Его перепечатал один из правых журналов, и всего за пару недель письмо подписали 25 отставных генералов и 3 000 отставных военных рангом поскромнее.

Позже Бернадак опубликовал у себя рассуждения известного французского стратега, генерала в отставке Винсена Деспорта, в целом согласного с ним и призывающего обратить внимание на «оперативную оборону на территории самой Франции», для чего нужно выстроить территориальные силы. Позже капитан добавил: «Мы в контакте с военными, состоящими на службе. Они согласны». В армии, как полагают аналитики, давно существуют радикальные группировки, а в полиции и жандармерии это очевидно по радикально правой направленности профсоюзов.

Границы Франции - в Африке и Тихом океане

Все это происходит не в периферийной развивающейся стране, а в мировой державе с ядерным арсеналом. Место Франции в системе миропорядка, кстати, близко к той модели, к которой стремилась и РФ до последнего времени. Как писал Шарль де Голль, «Франция лишь в том случае является подлинной Францией, если она стоит в первых рядах... Франция, лишенная величия, перестает быть Францией». Издания кремлевской партии власти «Единая Россия» и не скрывали интереса к французской модели и охотно цитировали такого рода рассуждения с многозначительными намеками.

Если Россия гордится своей континентальной протяженностью, то Франция - ее морским аналогом. Помимо пяти заморских департаментов Париж контролирует множество заморских территорий, в результате чего Франция занимает второе место после США и перед КНР по величине акватории Мирового океана, находящейся под ее суверенитетом. 93% исключительной экономической зоны Франции находится в Индийском и Тихом океанах. Это богатое наследие колониальных времен стережет седьмой в мире военный флот (по водоизмещению). Без дела не остается и армия: из 205 700 человек ее личного состава в прошлом году в боевых операциях участвовало 30 000 (в одном Сахеле более 5 000, например, сейчас Париж пытается завершить девятилетнюю военную интервенцию в Мали).

В отличие от Москвы, Париж - и опираясь на мягкую силу, и не стесняясь применять жесткие политические и экономические инструменты - практически не сталкивается с осуждением, пытаясь сохранить свою фактическую сферу влияния в Африке (включая Кот-д'Ивуар, Габон, Камерун, Конго) или немалого влияния в ряде арабских стран (вроде Ливана). Макрон без стеснения указывает ливанским руководителям, что и как они должны изменить в своей стране. Оправдывая французскую интервенцию в Чаде, министр иностранных дел Франции Жан-Ив Ле Дриан поясняет, что «южная граница Европы» проходит в Чаде. Все это оформлено благовидным образом - как «помощь», «борьба с терроризмом», «поддержание мира» и т.п.

Франция хочет не только сохранять свою сферу влияния, но и иметь возможность возражать США, КНР и прочим мировым державам. Но достижения Парижа в этом отношении невелики. Например, в международной политике с 2000-х годов Париж пытался выстроить ось Париж-Дели-Канберра, и для защиты своих гигантских морских владений в Индийском и Тихом океанах, и для противостояния Китаю. Однако в сентябре 2021 г. США и Великобритания самым скандальным образом уговорили Австралию отказаться от дружбы с Парижем и создать блок с ними. При этом австралийцев убедили отказаться и от заказанных 12 новых французских подлодок, что стало тяжелейшим ударом по французскому ВПК (за несколько лет до этого он уже пострадал от срыва контракта на поставки России вертолетоносцев «Мистраль»). Иными словами, Макрону нечем особо гордиться в области международной политики.

Французские выборы и Южный Кавказ

При столь широком размахе глобальной стратегии Парижа Кавказский регион также занимает в ней некоторое место. Франция известна своим традиционно благосклонным отношением к Армении. Для армянского истеблишмента контакты с Францией являются важным приоритетом в международной политике. Для этого Армения готова даже стать частью «французского мира», для чего вступила в дорогую французскому сердцу Международную организацию сотрудничества франкоязычных стран. За это Ереван даже получил возможность провести у себя саммит этой организации.

На двустороннем уровне армянское руководство охотно посещает французских коллег. В последний раз премьер-министр Армении Никол Пашинян летал во Францию с рабочим визитом 8-9 марта. До того он был там на свой прошлый день рождения в июне 2021 г. Тогда он получил некоторую поддержку от Макрона, когда последний выступил с рядом любопытных заявлений, призвав стороны отойти на позиции по состоянию на 11 мая (т. е. потребовав от азербайджанской армии отступить), заговорив о «Нагорном Карабахе» (разделяя исторический регион в угоду радикальным кругам в Армении), остановившись на защите христианского культурного наследия в Карабахе (намекая на тождество армянского и христианского).

Кстати, такое отношение к христианскому наследию со стороны воинственно секулярного французского правительства удивлять не должно - достаточно вспомнить о французской роли в крестовых походах. Отношения с Арменией и ливанскими христианами-маронитами, оппозиция к политике Турции и ее вступлению в ЕС, да и многое другое - опирается на это историческое наследие.

Впрочем, ряд событий последнего времени, возможно, указывает на склонность Парижа пересмотреть данный курс. Например, так и не состоялся ожидавшийся осенью прошлого года визит Макрона в Армению, не появился он и на ежегодном обеде Координационного совета армянских организаций во Франции уже после начала предвыборной кампании.

В экономике Париж и Ереван мало что связывает. Несмотря на все колебания последних лет, связанные с ценами на нефть, пандемией и т. п., объем торговли между Азербайджаном и Францией измеряется сотнями миллионов евро (с огромным положительным сальдо для Баку), а между Францией и Арменией - десятками (с отрицательным сальдо для Еревана).

Французский аналитик из числа представителей армянской диаспоры Тигран Егавян отмечает такую особенность армяно-французских отношений как «глубокий дисбаланс между сентиментальным измерением, дружбой, памятью, культурой и структурной слабостью двусторонней торговли». Конечно, в марте Макрон объявил, что правительство Франции создаст специальный фонд для оказания широкомасштабной помощи Армении. Ереван и Париж разработали «французско-армянскую экономическую дорожную карту» на пять лет, а также ряд совместных программ.

Но, как отмечает Егавян, хотя выступление Макрона в ходе мартовского франко-армянского форума в Париже было воспринято многими как приглашение Еревану вступить в ЕС, но «ни Франция, ни Евросоюз не в состоянии дать минимальные гарантии безопасности Армении... этот давно запланированный форум был «компенсацией» за брошенных Западом армян, страны, которой нечего ожидать от своих европейских друзей, кроме обещания 2,6 миллиарда долларов условной экономической помощи». Впрочем, пока что Париж и некоторые другие европейские страны скорее не бросили Армению, а пытаются, опираясь на Пашиняна, изменить ее геополитическую ориентацию.

Французские выборы отражают трансформацию фундаментальных политических структур Запада. Приход к власти фигур вроде Трампа или Ле Пен, выход стран из ЕС, война в центре Европы указывают на приход новой эпохи мировой истории. Новая эпоха потому и новая, что означает изменение правил и норм в мировой политике.

Даже если у власти в Париже останется нынешний президент Макрон, ему придется скорректировать свою политику, чтобы учесть результаты выборов, которые засвидетельствовали желание французского общества изменить политику Парижа на многих направлениях. Среди прочего это означает и возможность нового, более взвешенного курса в отношении Южного Кавказа. Этому будет способствовать стремление Запада искать новые источники поставок энергоносителей в условиях разрыва отношений с Россией.