«Борьба азербайджанцев изменила лицо Ирана» Владимир Месамед на Cаliber.Az

Ближний Восток - один из самых горячих регионов на планете, где конфликты и противостояния в последнее время только усугубляются. В силу своего географического положения Азербайджан прямо или косвенно вовлечен в геополитические процессы в регионе, играя, однако, свою, особую роль. О вероятных угрозах сегодняшней ситуации на Ближнем Востоке и векторах участия Азербайджана в происходящем на пространстве региона в беседе с Caliber.Az свое мнение выразил сотрудник Института стран Азии и Африки Еврейского университета в Иерусалиме, эксперт-иранист Владимир Месамед.

- Министр иностранных дел Израиля Эли Коэн на совместной с главой МИД Германии Анналеной Бербок пресс-конференции в Берлине заявил, что Иран сегодня похож на «раковую опухоль» и что Тель-Авив в связи с этим рассматривает возможность «военных шагов». Коэн, имея в виду ядерную угрозу Ирана, отметил, что один из вариантов «решения проблемы», - санкции. В качестве второго пути Израиль, по его словам, рассматривает военное вмешательство. Так что же, на ваш взгляд, выберет Израиль - санкции или военный удар, а также будет ли атаковать сам или обратится за помощью к союзникам?

- Выражение про «раковую опухоль», которое озвучил новый министр иностранных дел Израиля Эли Коэн, напоминает те высказывания, которые Иран сам использует по отношению к Израилю. Иранские лидеры щедро развешивали подобные ярлыки и называли Израиль и «раковой опухолью», и «сионистским государством», и «страной – покорителем Иерусалима», тем самым выказывая свое отношению к нашей стране, главным образом непримиримость и лютую конфронтацию. При этом все знают, что Иран до и после исламской революции - это две страны с абсолютно разным отношением к соседям по региону. Изменилась риторика, изменилось время, и теперь Тегеран находит все новые и новые оскорбительные определения в адрес Израиля, который, как видим, ныне отвечает тем же. Понятно, что подобные непримиримые отношения вряд ли могут улучшиться или каким-то образом перестроиться, потому что клерикальный режим категорически не приемлет существование Израиля.

Сегодня наши новые руководители, например, тот же Эли Коэн, пытаются сообразить, что с этим делать. И глава МИД совершенно прав – нужно что-то делать с военными угрозами Ирана, особенно с его ядерным проектом, который реализуется с 1974 года, но обрел опасные контуры после исламской революции 1979 года, когда в стране решили создать «исламскую ядерную бомбу», к чему еще в 80-х годах прошлого века призывал аятолла Хомейни.

С того времени иранский атомный проект активно развивался, но старт его военной части можно отнести примерно к 1995 году, когда Россия подписала с ИРИ соглашение о завершении строительства Бушерской АЭС, что, по сути, дало Тегерану возможность создать ядерное оружие.

А после выхода Ирана из Совместного всеобъемлющего плана действий (СВДП) в 2019 году его ядерная программа усиленно претворяется в жизнь. Именно этим продиктовано решение о переговорах с Тегераном, в ходе которых то ли собирались обновить СВДП, то ли подписать новое соглашение, способное заставить Тегеран умерить свою прыть в стремлении оказаться в «клубе ядерных государств». Но сейчас уже ясно, что СВДП скорее мертв, чем жив, и встает вопрос – что с этим делать.

На мой взгляд, санкционная политика Израиля вряд ли принесет плоды, и у нас уже очень многие прямо говорят, что надо переходить к военному решению вопроса. Поясню - военное решение не означает войну против Ирана, а предполагает ликвидацию его ядерной инфраструктуры. В Израиле работают в рамках этого плана по самым разным направлениям, например, по ослаблению иранской ядерной программы, выводу из строя предприятий по обогащению урана, что неоднократно осуществлялось в последние годы, препятствованию ядерным разработкам путем хакерских атак, как, например, в 2010 году, когда была запущена вирусная программа Stuxnet, которая свела на нет обогащение урана. Кроме того, была осуществлена точечная ликвидация самых крупных иранских специалистов-ядерщиков. Но это не принесло ощутимых результатов, потому-то у нас и стали призывать к военному пути. Хотя по большому счету это тоже не решит вопрос, ведь иранцы набрались опыта и уже могут восстанавливать разрушенное. Тем не менее военный удар стоит на повестке дня Тель-Авива, и, видимо, в связи с этим дважды - в январе и феврале этого года проходили совместные израильско-американские учения, на которых отрабатывались методы бомбардировки иранской ядерной инфраструктуры.

Как мне кажется, у нас лишь один верный союзник – это США. Байден не раз говорил, что США не допустят, чтобы Иран стал обладателем ядерного оружия. Понятно, что тут вырисовывается только военный путь решения вопроса, но пойдет ли на него Вашингтон или все останется только на словах, неизвестно. В любом случае, Израиль всегда говорил, что может действовать и в одиночку. Опять же не берусь утверждать, готов ли сейчас Израиль к военным действиям. Но ведь риски возрастают - Тегеран заявляет, что достиг высокого уровня обогащения урана, в 84 процента, откуда прямой путь для создания ядерной бомбы – еще какие-то 6 процентов и ядерный продукт готов к использованию. В последнее время появилась информация, что Запад согласен продолжить переговоры с Тегераном, и даже появился посредник в них –  Оман. Как известно, именно Султанат Оман способствовал тому, что были подписаны Венские соглашения от 2015 года, так что, может, и сейчас его посредническая деятельность принесет плоды. Но в любом случае вопрос решать нужно - переход Ирана в число обладателей ядерного оружия должен быть пресечен.

- Как вы оцениваете нынешние достаточно напряженные отношения между Азербайджаном и Ираном, возможен ли военный конфликт между ними?

- Ирано-азербайджанские отношения - это интересный вопрос: страны настолько связаны, проникнуты общими вероисповеданием и мировоззрением в историческом ракурсе, там и тут проживает практически один этнос, что, по логике вещей, они должны были сблизиться, как только Азербайджан обрел независимость. Но этого, увы, не произошло.

Несмотря на все экономические трудности, Иран довольно развитая страна на Ближнем Востоке, которая могла бы в качестве доброго соседа способствовать становлению Азербайджана после распада СССР как независимого государства. Например, по развитию ракетной техники Иран стоит на 11-м месте в мире, а по нанотехнологиям - на 7-м. Но, к сожалению, сближения Ирана и Азербайджана не происходит вследствие разности их сегодняшних идеологий, что даже разводит их по разные стороны баррикад. Иран не может принять Азербайджан как страну секулярную, открытую международному сообществу, как государство, где азербайджанский этнос является главенствующим и где развивается национальная культура. В Иране все по-другому, потому что страна закостенела на исламском пути развития. Она не приемлет Запад, а Азербайджан открыт к диалогу со всем миром. В частности, в ИРИ не могут понять и принять установление дипотношений Азербайджана с Израилем, что даже привело к обострению азербайджано-иранских отношений. Тегеран проявляет по отношению к Баку откровенные злобу и вражду, что ярко демонстрирует теракт в посольстве Азербайджана.

Между тем даже сам нынешний религиозный лидер Ирана Али Хаменеи имеет азербайджанское происхождение, и в этой стране азербайджанский элемент очень выражен в науке, культуре, других областях. Взять хотя бы двух самых крупных иранских литераторов ХХ века, которыми так гордится Иран – Самед Бехранги и Шахрияр – оба тоже имеют азербайджанские корни. В этом контексте я не верю, что может произойти война между Ираном и Азербайджаном – слишком явна связь двух народов. Думаю, это понимают и в Тегеране.

- Как вы можете охарактеризовать внутриполитическую ситуацию в Иране? Может ли режим мулл быть свергнут в результате народных волнений, скажем, благодаря обретению протестующими своего лидера в лице Резы Пехлеви, сына бывшего шаха?  Какую роль в этом может сыграть азербайджанское население Ирана?

- Иран сейчас переживает один из самых сложных периодов своего развития. Народные волнения последних месяцев говорят о том, что разрозненные выступления и акции обрели новую силу, и похоже, что страна буквально на пороге революции. Массовые протесты охватили всю страну, тысячи арестованных, около семисот погибших, а раненых вообще не сосчитать. И хотя эта волна протестов началась под лозунгом равноправия женщин, движение очень быстро обрело форму открытого гражданского неповиновения. Вышедшие на улицы иранцы теперь требуют свержения клерикального режима. Можно сказать, что протесты уже изменили лицо Ирана: многие женщины отказались от хиджаба, в стране возникли региональные очаги, не принимающие власть мулл, к акциям присоединяются деятели культуры - режиссеры, писатели и др.

Ситуация осложняется тем, что в ИРИ из-за санкций серьезные экономические проблемы, в стране высокий уровень коррупции, а национальная валюта – туман побила порог инфляционных ожиданий, достигнув соотношения в 52 тыс. туманов за один доллар. То есть реально встает вопрос о выживании уже самого строя.

Полагаю, что несмотря на то, что протесты стихают, смена или транзит власти в стране неизбежны. К сожалению, нельзя говорить о деятельности оппозиции - таковой просто нет, она давно была вытеснена за пределы страны. Иранские оппозиционеры проживают в Европе, США. Вообще после исламской революции из страны уехали миллионы иранцев. Однако это весьма серьезная, хотя и удаленная сила, которая и составляет костяк иранской оппозиции, формирующейся сейчас вокруг принца, сына бывшего шаха Пехлеви. Его выдвигают как вероятного лидера оппозиции, и хотя в Иране глубоки антимонархические настроения, промонархисты сегодня тоже набирают силу. Пока, однако, трудно сказать, сможет ли Реза Пехлеви стать во главе протестного движения, получится ли у него повести за собой народные массы, но так или иначе это движение осложняет существование иранского режима и может привести к какому-то перелому - новому принципу власти.

Дело в том, что этнический фактор в Иране играет большую роль, а выступления, протесты тамошних азербайджанцев отнимают много сил у исламского строя. Иранские азербайджанцы, лишенные национальной культуры и языка, активно подтачивают режим мулл, требуя ввести обучение в школах на национальном языке, дать ему возможность развиваться. Их права серьезно попираются, даже не разрешают давать тюркские имена детям. Иранские азербайджанцы, в частности, много лет борются за улучшение экологического состояние озера Урмия как своего символа, за восстановление национальных праздников, которые то вводятся, то отменяются. И эта динамика борьбы стимулирует гражданские волнения граждан по всей стране.

- Каковы перспективы азербайджано-израильского сотрудничества с возвращением во власть Нетаньяху?

- На постсоветском пространстве Азербайджан - самый крепкий, самый верный партнер Израиля, и сотрудничество двух стран во многом стимулируют два очень важных фактора. Первый из них в том, что Азербайджан помогает Израилю решать вопросы нефтяного обеспечения. У нас сейчас даже гуляет такая поговорка: «В Израиле четыре машины из десяти работают на азербайджанском топливе».

В то же время из Израиля в сторону Азербайджана направлен обратный вектор сотрудничества. В вашу страну идут передовые технологии, разработки в сфере сельского хозяйства и многое другое. Следует признать и значимость военно-технических связей, что в определенной мере помогло Азербайджану победить в 44-дневной освободительной войне. И мы наконец изжили асимметрию многих лет, когда в Баку работало израильское посольство, а у нас дипредставительства Азербайджана не было. Теперь этот казус ликвидирован, и думаю, наши отношения будут развиваться еще интенсивнее, потому что препятствий для этого уже нет. Сам Нетаньяху, формирующий сейчас новое правительство страны, сделал очень много для развития наших взаимосвязей. Вспомним хотя бы его визит в Баку в 2016 году, когда был подписан ряд оборонных контрактов. Очевидно, что между нашими странами начинается новый этап отношений, и мы в Израиле от всей души это приветствуем.