Эрдоган и Путин направляются в Тегеран: возможен ли новый альянс на Ближнем Востоке? Расклад Сергея Богдана

В начале следующей недели президент России Владимир Путин посетит Тегеран. Уже зазвучали комментарии геополитической тональности о Кремле, совместно с ближневосточными государствами бросающем вызов Западу. Многие увязывают предстоящий визит Путина в Тегеран с заявлениями американских чиновников о предстоящей поставке в Россию иранских беспилотников. Другие рассматривают встречу в Тегеране как ответ на поездку президента США Джо Байдена к оппонентам Ирана — в Израиль и Саудовскую Аравию.

Встреча при свидетелях

На самом деле Путин едет в Иран, так сказать, «по случаю». А именно на встречу 19 июля глав государств — гарантов «астанинского процесса». В этом процессе по урегулированию в Сирии принимают участие РФ, Иран и Турция. Начиная с 2017 года президенты трех стран ежегодно встречались в одной из столиц для обсуждения положения в Сирии. В 2020 году эти встречи прервались из-за коронавируса.

Потому основная тема визита Путина именно та, которая и была заявлена — ситуация в Сирии. Здесь накопился целый ряд вопросов. Во-первых, возможный ввод турецких войск на север этой страны, с которым Анкара не торопится, возможно, ожидая от Москвы, что та все же выполнит свое обещание убрать с сирийско-турецкой границы отряды Рабочей партии Курдистана, которую Турция считает террористической организацией. Во-вторых, недовольство израильского правительства в связи с усилением иранского влияния в Сирии, которое Тель-Авив озвучивает и в контактах с российским правительством. В-третьих, недовольство Ирана и режима Асада в связи с российским безразличием по отношению к участившимся израильским атакам на территории Сирии.

В нагрузку к трехсторонней встрече в верхах Путин, конечно, отдельно встретится с иранским руководством — пребывание в Тегеране к тому обязывает. Показательно, что российский руководитель на протяжении всей своей политической карьеры только таким образом и приезжал в Иран — исключительно в рамках многосторонних мероприятий — например, по газу, каспийской тематике и т. п. Это укладывалось в общую канву путинской линии — не злить Запад на второстепенных с точки зрения Кремля направлениях даже «после Крыма».

То, что и сейчас Путин не решился ехать в Иран с полноценным визитом как таковым, а лишь «по случаю» и с Эрдоганом «за компанию» - тоже неудивительно. Во-первых, Россия не собирается расширять масштабы противостояния с «глобальным Западом» на Ближний Восток и вообще куда-либо. Выбирая формат предстоящего визита в Иран (равно как и не признавая талибов, ограничивая сближение с Кубой и другими подобными государствами в Латинской Америке и т.д.) Кремль демонстрирует Западу эту свою позицию.

Во-вторых, Путина в Тегеране с распростертыми объятьями не ждут. Следует напомнить, что исторически Иран всегда держался на безопасной дистанции от России (и СССР), даже когда обе страны противостояли Западу. В последние годы иранская сторона всегда подчеркивала, что на Ближнем Востоке вообще, и в Сирии в частности, ее интересы с российскими сближаются лишь иногда. Иранские официальные лица прямо говорили, что россияне ведут в Сирии «свою войну» и становиться «пехотинцами Путина» ни иранские военные, ни их союзники не собираются. Координация действий по Сирии, по их словам, всегда сводилась к попыткам избежать ударов друг по другу. Председатель комиссии по национальной безопасности иранского парламента Хешматулла Фалахатпише сказал как-то по итогам сирийской гражданской войны, что даже в рамках операции по спасению режима Асада российско-иранское взаимодействие осталось лишь альянсом «без особых обязательств».

Да и в Восточной Европе Иран не торопился «вписываться» за Путина. Тегеран не признал аннексии Крыма, провозглашения т.н. «ДНР», «ЛНР», Южной Осетии и Абхазии. И даже обвиняя в украинском кризисе политику США, Верховный лидер Ирана Али Хаменеи не одобрил российские действия, а призвал к прекращению огня в Украине.

Сейчас у Тегерана точно не прибавилось причин приветствовать российского лидера, скорее наоборот. Россия, вступившая в конфронтацию с Западом и оказавшаяся под жесткими санкциями, утратила для Ирана часть своей привлекательности (перестав быть «окном в мир» для обложенного санкциями Тегерана), а ее интересы стали еще сильнее сталкиваться с иранскими.

Конкуренция России и Ирана

Из-за санкций Запада Москва была вынуждена перенаправить свой экспорт нефти с Европы в Азию, став уже в мае крупнейшим поставщиком нефти в Китай, оттеснив прежнего лидера — прозападную Саудовскую Аравию. Однако это ударило и по Ирану с Венесуэлой — двум другим оппонентам «глобального Запад», которые также спасались от западного давления через сотрудничество с азиатскими странами.

По информации «Нью-Йорк Таймс», конкуренция со стороны российской нефти уже заставила иранцев и венесуэльцев увеличить размер скидок на свою нефть, чтобы не остаться без покупателей. И тем не менее поставки иранской нефти в Китай упали более чем на треть по сравнению с довоенным периодом, а экспорт Ирана в Азию составлял в июне лишь порядка 700 000 баррелей в сутки — вдвое меньше, чем заложено в годовом бюджете Ирана.

Неизвестно, правда, сколько Китай заплатил Ирану за эту нефть, а уменьшение объема поставок не означает, что Тегеран потерял столько же доходов. Мировые цены на нефть подскочили, и даже с учетом скидки, предоставляемой иранцами Пекину, они стали выручать больше денег за каждый баррель. Но все равно, если бы не приход российских энергоносителей на азиатские рынки, Иран заработал бы больше, продав более значительные объемы нефти. Косвенно на потери указывает и официальная иранская статистика, согласно которой, за первые два месяца иранского года (начавшегося 21 марта) доходы страны составили лишь 37% от запланированного. Учитывая ведущее место нефти и газа в этих доходах — цифры примечательные.

И, пожалуй, самое главное для глобальной политической раскладки — эта ситуация объективно создает возможности для возвращения нефти Ирана и Венесуэлы на западные рынки. Последнее стало бы кошмаром для Кремля. После начала российского вторжения в Украину Запад вновь начал контактировать с Венесуэлой, и соответствующее зондирование почвы для закулисного соглашения продолжается.

С Ираном все сложнее из-за его ядерной программы, но и там нельзя исключать некоего соглашения, которое позволит перенаправить часть иранской нефти на нужды Запада, особенно через третью страну. Потому на переговорах с иранским руководством Путину прежде всего предстоит позаботиться о том, чтобы иранская нефть не шла на замену российской. То, что Кремль не станет спокойно наблюдать за попытками заменить российские энергоносители на Западе, стало понятно по недавним событиям вокруг нефтяного экспорта Казахстана.

Объединение противников Запада

Сплочение рядов оппонентов Запада кажется очевидным. Если судить по риторике, то Москва идеологически двигается в направлении Тегерана. В пятницу, например, вице-премьер российского правительства Денис Мантуров заявил о необходимости «поворота от рыночной промышленной политики к политике обеспечения технологического суверенитета». На первый взгляд, это прозвучало чуть ли не как цитата из иранских дискуссий об «экономике сопротивления», если не более ранних концепций «джихада за самодостаточность».

Но в реальности вряд ли можно ожидать от путинского визита в Тегеран серьезных результатов. Сразу отметим, что хотя некоторые российские СМИ и настаивают, что «тема ВТС, несомненно, возникнет и в ходе визита президента РФ в Иран», но вряд ли следует ожидать серьезных результатов в данной области. Ведь Кремль старается сохранить как можно лучшие отношения с оппонентами Ирана — Израилем и консервативными арабскими режимами, которым такой шаг вовсе не понравится. Да и зачем вооружать Тегеран российским оружием, если тот, как кажется Кремлю, и так никуда не денется, будучи обложенным санкциями? Столь же сомнительны по тем же причинам и слухи о грядущем подписании договора о стратегическом сотрудничестве РФ и Ирана.

Более реалистичным выглядит подписание документов о взаимодействии банковских систем в условиях западного давления, а также соглашений, направленных на увеличение товарооборота (пока он составляет всего 4 млрд долларов США в год). Все это — рутинные мероприятия в условиях западного давления на обе эти страны. Они продолжат другие «пожарные» меры, принятые Москвой и Тегераном в последние месяцы. Например, на этой неделе председатель экономической комиссии иранского парламента Мохаммадреза Пур-Эбрахими заявил, что Россия и Иран отказались от использования доллара во взаимной торговле и переходят на свои национальные валюты. В конце мая достигнута договоренность об объединении иранской платежной системы «Шетаб» и российской «Мир».

Это выглядит довольно бледно на фоне отсутствия координации нефтегазового экспорта России и Ирана (а в перспективе и других государств, близких обеим этим странам — в частности Венесуэлы), которая могла бы привести к образованию нового мощного блока в мировой политике. Ведь последствия выдавливания российских ресурсов для западных экономик уже весьма ощутимы. А что было бы, если бы вслед за российскими с рынка ушли и другие энергоносители?

Первые попытки скоординировать экспорт энергоносителей с Ираном предпринимались еще в советское время. В 1970-х Брежнев даже договорился с шахом Ирана о строительстве советско-иранского газопровода, при помощи которого иранский газ мог в дальнейшем выйти и на европейский рынок. Революция в Иране и распад СССР поставили крест на этих планах, хотя до Южного Кавказа первую ветку успели дотянуть и даже запустить.

В 2000-е годы в Кремле решили не мелочиться двусторонним взаимодействием, а взяли на вооружение идею создания «газового ОПЕКа» - организации, которая помогла бы странам-экспортерам газа отстаивать свои интересы так же, как это делают страны-экспортеры нефти. Но несмотря на громкие мероприятия результаты оказались нулевыми.

В последнее время ничего не изменилось. Да, в конце мая в ходе визита вице-премьера России Александра Новака в Тегеран, по официальным сообщениям, «в первую очередь обсуждали энергетику». Официозные российские СМИ намекнули, что была достигнута стратегическая договоренность — взамен на финансирование Москвой инфраструктурных проектов в Иране, Тегеран откажется от увеличения поставок нефти на международные рынки. В июне российские чиновники заговорили о подготовке документов по созданию «нефтегазового хаба». Правда, выясняется, что посредством этого хаба российские энергоносители пошли бы всего лишь на север Ирана, а иранские вместо этого экспортировались бы в Азиатско-Тихоокеанский регион. Впрочем, возобновились также переговоры об участии «Лукойла» в двух нефтяных месторождениях Южного Ирана и о возможных поставках российского газа через Азербайджан для экспорта через иранские порты.

Реальные связи лишь с Турцией

Если кто-то и может превратить тегеранскую встречу в действительно результативный саммит, так это скорее Эрдоган. Свои способности переформатировать международную политику он не раз показал на протяжении последних пары десятилетий. В частности, при нем турецкое правительство, одно из немногих, успешно отстаивает свой суверенитет даже в рамках выстроенных Западом жестких организаций вроде НАТО. Известный российский политолог Федор Лукьянов говоря о политике нынешнего турецкого правительства, отмечает, что «крайне диверсифицированная система отношений – достижение текущих властей. Эрдоган раньше очень многих осознал диалектику нового времени: жёсткие альянсы больше ограничивают возможности, чем дают, но и отсутствие институциональной связи с ключевыми партнёрами чревато ростом конфликтов. Идеально находиться в стабильной системе взаимоотношений, которая заставляет остальных умерять пыл с союзником, но сохранять в её рамках максимальную свободу рук и способность варьировать поведение в зависимости от обстоятельств».

На самом деле более прагматичный подход нынешнего турецкого руководства во внешней политике уже позволил ему добиться впечатляющих результатов и в отношениях с Москвой, и с Тегераном. Объемы торговли Турции с этими странами многократно превышают аналогичные показатели объема торговли России и Ирана.

И жертвовать ими в угоду даже глобальному гегемону турки не намерены. Пару недель назад представитель турецкого президента Ибрагим Калын четко сказал, раз введение санкций против России причинит больше вреда турецкой экономике, чем российской, то Анкара не собирается их вводить. Причем, по словам Калына, Турция зависит от иностранных источников энергии и поэтому «развивает отношения с Россией так же, как и с Ираном».

Действительно, даже если взять стратегически важную для Москвы нефтегазовую отрасль, то взаимодействие России с Турцией в ней куда результативнее чем с Ираном. Используя возможности выстроенных за последние два десятилетия трубопроводов «Голубой поток» и «Турецкий поток» Россия поставляет 45 процентов нужного Турции газа. Через «Турецкий поток» российский газ дошел и в страны Юго-Восточной Европы. Более того, все российские надежды на запуск Южного газотранспортного коридора через Азербайджан, Грузию, Турцию в направлении Южной Европы также сейчас зависят от Эрдогана. А для баланса, как стало известно в среду, турецкая нефтегазовая компания Botas получила кредит от германского Deutsche Bank в размере $ 929 млн для закупки СПГ в целях снижения зависимости Турции от российского газа.

Схожие тенденции видны и в других областях. Турция всячески поддерживает Украину, но вовсе не намерена, например, отказываться от российских туристов, а потому уже заявлено о создании для них специальной чартерной компании, несколько турецких банков заявили о готовности принимать карту платёжной системы «Мир». Да и в международной политике Эрдоган важен России как посредник в контактах и с Западом, и с Украиной. В очередной раз это стало ясно на примере решаемой сейчас проблемы по вывозу более 20 млн тонн украинского зерна и создания коридоров для экспорта продовольствия в дальнейшем.

Одним словом, предстоящий трехсторонний саммит в Тегеране перегружен проблемами. И это точно не встреча для создания некоего антизападного блока. Не потому, что желающих нет, их как раз предостаточно, как видно и по соответствующим комментариям в СМИ и политическим заявлениям. Но материальной основы для такого антизападного проекта не просматривается. Единственная страна-участница, которая добилась тесных отношений с двумя остальными государствами — это Турция. А она настойчиво избегает догматизма — и антизападного, и антироссийского. Равно как и втягивания на вторых ролях в чужие глобальные разборки — в Анкаре прекрасно помнят, чем для турок закончилось вступление в Первую мировую войну и могут сравнить разрушительные итоги Первой мировой войны и куда лучший исход для Турции Второй мировой войны. В которой Турция благоразумно решила не участвовать. Неудивительно, что и сейчас Анкара не спешит влезать в глобальные конфликты.