Мецамор и «радиоактивные медведи»: что на самом деле угрожает экологии региона? Владимир Сливяк в гостях у Caliber.Az

Интервью Caliber.Az c российским экологом, редактором издания «Меньше двух градусов», сопредседателем экологической группы «Экозащита!» Владимиром Сливяком.

— В первый день же работы COP29 страны-участницы договорились одобрить механизм статьи 6 Парижского соглашения по климату, закладывающей основу для углеродной торговли. Эту договоренность многие экологические аналитики уже назвали важным прорывом COP29 в рамках работы процесса изменения климата. Как вы оцениваете эти результаты?

— Это действительно очень важное решение, его долго не могли утвердить, и вот наконец приняли. Некоторые страны высказывают недовольство, что их якобы вынуждали это соглашение практически без раздумий быстро принять, но с учетом такого числа стран-участниц вполне ожидаемо, что мнения будут разные. Но решение принято, и теперь открывается дорога для углеродных рынков, которые получают возможность направлять свои средства на развитие климатических проектов в других странах. Я на COPe с 1995 года и могу сказать, что тема торговли выбросами существует очень давно, и тут очень важно, как эта политика по торговле выбросами будет проводиться, какие будут правила игры. Потому что в негативном сценарии это может привести к тому, что страны или компании, работающие в нефтегазовой сфере, будут платить другим странам, чтобы они снижали выбросы у себя в стране, а сами ничего в свой экологической повестке менять не будут. И надо быть уверенным, что деньги, выделяемые такими странами, действительно тратятся на работающие климатические проекты в других государствах, а не уходят в песок или в воздух. Так что механизм контроля за работой статьи 6, я думаю, странами-участниками на COP29 еще будет обсуждаться, будем ждать новостей.

— Какие еще, на ваш взгляд, кардинально важные вопросы сейчас обсуждаются на COP29?

— Я бы выделил, что продолжается работа по сбору средств бедным странам для компенсации ущерба от изменения климата. Под ущербом в первую очередь понимаются любые природные катаклизмы, которые возникли в результате того, что температура воздуха на планете неуклонно повышается: это и наводнения, и ураганы, и засухи, и другие антропогенные последствия. К сожалению, пока не удается изыскать нужное количество средств. Сейчас речь идет о том, чтобы богатые страны довели свои взносы до триллиона долларов – это сумма на компенсацию уже подсчитанного ущерба. Богатые страны – это в первую очередь страны Запада, те страны, которые своим большим процентом выбросов и привели к климатическим изменениям, то есть несут за это свою историческую ответственность. Речь сейчас, по сути, идет о том, что богатые пытаются как-то компенсировать тот вред, который они нанесли бедным. Но богатые не особо горят желанием за это расплачиваться – впрочем, эта дилемма в рамках вопросов климатического регулирования существовала всегда. Идут разговоры, что к числу доноров может присоединиться Китай, но пока что это лишь разговоры.

— Еще один важный и интересный момент на COP29 — это присутствие тех, кто лоббирует развитие атомной промышленности, промышленности, на первый взгляд, вроде очень далекой от зеленой энергетики. Также немало тех, кто выступал категорически против. Запомнилась, в частности, акция «Радиоактивные медведи», которую проводили лоббисты ядерной энергетики и которая привлекла внимание гостей и участников конференции.

— Да, на COP29 возникло немало дискуссий и трений на эту тему, включая непосредственно живые акции выступающих как «за», так и «против». Безусловно, такое активное лоббирование атомной энергетики – событие нерадостное. Оно, безусловно, связано с тем, что представители атомной промышленности имеют деньги и средства на организацию подобных акций и боятся потерять свое влияние в энергетике, если, например, страны начнут массовый отказ от ее потребления. Между тем следует понимать, что атомная энергетика – крайне затратная и сложная для внедрения сфера, в отличие от зеленых технологий – энергии солнца и ветра, которые можно запустить буквально здесь и сейчас. Например, как показывает практика, для постройки одной АЭС требуется примерно около 10 лет, а нередко жители стран, уповающих на этот вид энергии, ждут запуска атомных электростанций еще больше. В то время как большую станцию для сбора солнечной энергии можно запустить менее чем за год.

Сейчас для того, чтобы попытаться изменить климат, ждать столько лет уже не представляется возможным – у нас попросту нет столько времени. К тому же, чтобы начать приносить прибыль и отдачу, атомная промышленность требует громадных вложений и средств, как правило, это не обходится без участия государства. Вы не сможете запустить, например, мини-АЭС для обеспечения энергетикой отдельно взятый небольшой городок, а развитие ВИЭ эту проблему эффективно решают.

— В соседней Армении еще с советских времен и безо всяких гарантий безопасности для окружающей среды работает Мецаморская АЭС. Данная атомная станция, по мнению экспертов ЕС еще двадцатилетней давности, давно превысила лимит своей эксплуатации и является серьезной угрозой для экологии Южного Кавказа. Как вы оцениваете эту угрозу?

— Безусловно, эта станция представляет серьезную опасность для региона, я хотел бы посоветовать Армении всерьез задуматься о перестройке своей экономики на зеленые источники энергии, как, например, сейчас этот «зеленый переход» энергично осуществляет Азербайджан. Потому что в первую очередь необходимо задуматься о своем будущем, о том, какой катастрофой это может обернуться завтра. Я бы отметил, что тут должна произойти некая перезагрузка осознания проблемы, потому что, как показывают факты, это вопрос скорее не экономического, а политического выбора: есть страны-консерваторы, которые уповают на атомную энергетику, потому что свято верят в ее эффективность, а есть страны, которые понимают очевидное: чтобы жить лучше и экономнее, надо менять подходы в этом вопросе. Это вопрос чисто субъективного выбора, и этот выбор вполне возможно пересмотреть без глобальных рисков для своей страны и общества.