Протестующие в Иране не хотят больше видеть клерикальный режим Но что взамен?
Несколько лет назад моя знакомая, переехавшая в Иран, спросила своего учителя музыки о том, что случится, если вдруг президентом станет Эбрахим Раиси. Преподаватель ответил: «Тебе придется лучше укутывать голову в платок, когда выходишь на улицу». Знакомая сочла сказанное метафорой. Но это была не метафора.
Раиси пришел к власти на выборах 2021 года, которые скорее напоминали назначение чиновника верховным лидером, аятоллой Али Хаменеи, настоящим правителем Ирана. В принципе, иранский президент всего лишь обеспечивает логистику диктатора, он - нечто вроде слабого премьер-министра при правящем автократе. Но в данном случае Хаменеи превзошел сам себя. Если прежде иранцам все же давали возможность выбирать из условно разных и в какой-то мере интересных им кандидатов, на сей раз руководство отстранило от участия в президентских выборах около 600 кандидатов, убрав из списка всех сколько-нибудь известных соперников Раиси, включая консерватора-популиста Махмуда Ахмадинежада. В итоге большинство иранцев на «выборы» просто не пришли, в то время как 4 миллиона из тех, кто пришел, вычеркнули всех кандидатов. «Победил» Раиси, за которого были отданы голоса миллионов подневольных бюджетников.
Летом 2022 года президент решил подтянуть дисциплину и ввел новые законы об ужесточении надзора полиции нравов (специальное полицейское подразделение) за одеждой иранцев. Ходили слухи, что 83-летний рахбар (духовный лидер) Хаменеи рассматривает Раиси в качестве преемника. Другой потенциальный преемник, сын верховного лидера Моджтаба - скромный преподаватель богословия в религиозном центре города Кум, непонятно за какие заслуги получил вдруг звание аятоллы - почётное звание шиитских богословов, имеющих право самостоятельно выносить решения по вопросам исламского права. Они оба считаются фаворитами Хаменеи, оба имеют связи и поддержку в могущественной военизированной структуре - Корпусе стражей исламской революции (КСИР), которой Хаменеи фактически отдал в попечение политическую систему и экономику Ирана. Раиси нужно стараться, чтобы увеличить свое значение в глазах рахбара и оттеснить Моджтабу.
16 сентября полиция нравов набросилась на 22-летнюю Махсу Амини, курдскую девушку, прогуливавшуюся по Тегерану. На ней был надет хиджаб, но, по мнению полицейских, надет он был неправильно. После задержания девушку избили и спустя несколько дней она скончалась в больнице. По словам родственников, до ареста она была совершенно здорова. Случившееся вызвало вспышку гнева, которая и стала основным событием в иранской политике в 2022 году.
У волны протестов, бунтов, восстаний и забастовок, которые последовали за убийством Махсы Амини, есть множество причин. Это, прежде всего, тяжелое состояние экономики, стремительный рост цен (инфляция даже по официальным данным составляет 50%), безработица среди молодежи, ухудшение положения рабочих, которых по всей стране переводят на временные контракты, нарастающие проблемы с экологией. Основой иранской экономики стали коррупция и непотизм. Сотрудники КСИР и другие чиновники, управляющие государственными компаниями, беззастенчиво присваивают себе средства из казны, приватизируют предприятия в пользу своей родни. Такая экономика не может быть успешной и, по своей сути, является организованным ограблением налогоплательщиков и всего трудящегося населения. Неэффективные расточительные предприятия разоряют страну. Тонкий правящий слой коррумпированных миллионеров-бюрократов, который скрывается за ширмой «исламской республики», оказался политически изолирован. Все прочие слои общества - рабочие, студенты, специалисты, фермеры, мелкая буржуазия, отвернулись от него.
Но именно нападение на Махсу Амини стало той каплей, которая переполнила чашу терпения. Когда не избранный обществом человек, называющий себя «президентом», отдает приказ нападать на улицах на женщин из-за «неправильно» надетого головного убора, это вызывает бешенство.
К концу 2022 года Иран по-прежнему был расколот противостоянием. Внешне большинство городов производят на тех, кто приезжает в страну, спокойное впечатление. Однако, многие женщины перестали носить хиджабы. С другой стороны, когда вы идете по улице, недалеко от вас может вдруг вспыхнуть ящик мусора, после чего молодежь начнет строить баррикаду и бросать камни в полицию. 18 тыс иранцев, включая известных актеров и общественных активистов, арестованы, некоторым грозит смертная казнь, несколько человек уже казнены. Свыше 500 человек погибли в ходе столкновений, власти действуют жестоко. Но среди погибших 50 силовиков - участники протестов дали отпор. Весь мир облетело видео, в котором мужчина ударами ножа ликвидирует двух басиджей (так называются в Иране ополченцы, которые нападают на демонстрантов и обстреливают их).
Наиболее массовыми стали протесты в двух регионах Ирана, населенных этническими меньшинствами (их подвергают различным видам дискриминации), - курдами и белуджами. Но и в столице и других местах время от времени происходят столкновения.
Пожалуй, сегодня, в первые дни января, уже можно подвести промежуточные итоги. Власти Ирана смогли до некоторой степени погасить протесты в столице или, во всяком случае, уменьшить их интенсивность. Однако им не удается подчинить этнические регионы. Там движение местами начинает приобретать формы восстания. Появляются очаги вооруженного сопротивления, прежде всего это относится к региону Систан и Белуджистан.
В Южном Азербайджане протесты пока не приобрели такой воинственный характер. Тем не менее, очень многое зависит сегодня от азербайджанцев - одного из самых больших народов Ирана.
«Власть в Иране сильная», - говорит мой сосед. Его родственники живут в Иране, он и сам там бывал. Рассказываю ему про выступления молодежи. Он с сомнением мотает головой: «Власть может всех задавить». Возможно, преувеличивает. Но события в Иране продемонстрировали несколько вещей.
Во-первых, власть на Ближнем Востоке не может спокойной править, имея столь слабую поддержку. Согласно данным соцопросов, большинство людей на стороне протестующих. Гнев будет прорываться наружу. Иранское общество дошло до такого состояния, когда оно вспыхивает по любому поводу или уже совсем без повода. Когда-нибудь это плохо кончится для режима.
Во-вторых, имея десятки тысяч хорошо оплачиваемых наемных убийц - басиджей, правительство может долго сохранять контроль над страной. Возможно, не вся власть вытекает из духа винтовки, как полагал Мао Цзэдун, но в большой мере он был прав. Все разговоры о ненасильственном сопротивлении в таких условиях являются ничем иным, как способом поддержки режима. Разумеется, сопротивление существует в разных формах, возможно даже, большинство этих форм не связаны с насилием, но без массового вооруженного движения такую власть вряд ли можно сместить.
В-третьих, массовые протесты в современную эпоху стали рыхлыми, слабо организованными и это, возможно, является главной проблемой для их участников. Интернет и социальные сети обеспечивают легкость организации флэшмобов. Достаточно одному человеку или небольшой группе распространить призыв прийти в какое-нибудь место, и туда начинают стекаться протестующие (если, конечно, в обществе уже есть сильное возмущение царящими в нем порядками). Но для изменения общественного и политического строя этого мало. Нужны прочные структуры контр-власти, которые могли бы действовать на постоянной основе.
В прошлом иранцы, прежде всего, представители рабочего класса, куда быстрее и эффективнее создавали такие структуры. Выборные рабочие комитеты или советы на заводах в 1978 году смогли провести общенациональную забастовку, парализовавшую экономику, а затем пытались управлять своими предприятиями. Эти события стали одной из причин падения шахского режима (позднее, рабочие советы были разрушены режимом Хомейни). Правда, один из современных иранских активистов Мейсам Али-Махди утверждает, что и сегодня существуют небольшие группы, распространяющие среди рабочих подобные идеи, и что они инициируют забастовки. Может и так, но им далеко до масштабов революции 1978 - 1979 гг.
Кроме того, в 1979-ом в бедных кварталах были созданы комитеты, захватившие склады и распределявшие продукты и другие вещи среди местных жителей - это помогло населению выживать в условиях массовых протестов и забастовок. Мой знакомый, иранец, ныне профессор университета в одной из европейских столиц, а тогда - очень молодой человек, участвовал в этом. Он говорит, что никогда больше не встречал такой высокий уровень общественной самоорганизации как среди квартальных комитетов в 1979 году. Сегодня мы ничего подобного не видим.
Когда 9-10 февраля 1979 года шахские гвардейцы попытались перейти в контрнаступление и подавить восстание, полмиллиона тегеранцев пришли на военные базы, захватили оружие и дали отпор, разгромив противника; штаб восстания, координировавший сопротивление, в то время находился в тегеранском университете. Современные протесты даже близко не подошли к такому уровню самоорганизации и радикализма, а без этого трудно рассчитывать на ликвидацию режима.
И наконец, в 1978-1979 гг., во время прошлой революции, появились и действовали множество идеологических течений, фракций, группировок и партий - либералы, сторонники автономий национальных меньшинств, исламисты, социалисты. Студенты, представители либеральной буржуазии, рабочие, словом, люди из всех общественных классов, обсуждали, какой строй им необходим и что должно прийти на смену шахскому режиму. Сегодня восставшие сами не вполне понимают, чего они хотят. Они ясно знают только то, что не хотят больше видеть действующий режим. Но что взамен?
На картинках, изображающих «прекрасный будущий Иран», молодые люди и девушки вместе сидят в кафе, делают шопинг, словом, наслаждаются потреблением. Некоторые говорят, что им нужна обычная система представительной парламентской демократии западного типа, вместо диктатуры верховного лидера; есть те, кто мечтает о восстановлении монархии; есть небольшое число социалистов. Но за три месяца никто из участников протестов так и не смог ясно сформулировать позитивный идеал.
Люди не могут победить, если они не понимают, что им действительно необходимо и ради чего они проливают кровь. В лучшем случае, плодами их побед в подобной ситуации воспользуется горстка политиканов.