«Безводная воронка» геополитических конфликтов Статья Владимира Цхведиани

Армянские экологи забили тревогу — в инспекцию охраны природы и недр Армении поступил сигнал о том, что в воды реки Дебед попадают отходы Ахталинского горно-обогатительного комбината.

Река Дебед протекает по территории Армении и Грузии и на грузинской территории впадает в реку Храми, которая, в свою очередь, впадает в Куру, текущую в Азербайджан. Инспекторы Лорийской и Тавушской областей проверили информацию, факт подтвердился. Причиной загрязнения водоема стали проблемы с трубой, ведущей из Ахталинского ГОКа в хвостохранилище «Наатак».

Специалисты инспекционного органа охраны природы и недр обратились в Следственный комитет Армении с просьбой принять экстренные меры к предприятию, создающему угрозу экологической катастрофы не только жителям Алаверди и Ахталы, а также сел Дсех и Одзун, но и соседней Грузии (об Азербайджане, куда в конечном итоге стекают эти воды, экологи, по понятным причинам, предпочли умолчать). В распоряжение следствия переданы пробы воды и почвы, взятые на месте инцидента и в разных точках реки.

Примечательно, что едва ли не впервые в истории независимой Армении экологи выразили обеспокоенность не только ущербом для своей страны, но и для соседей. Между тем проблема использования водных ресурсов, включая загрязнение трансграничных рек на Южном Кавказе, является крайне острой. Армения, где сосредоточено множество экологически опасных предприятий горно-металлургического комплекса, остается главным источником загрязнения рек бассейна Куры.

Очевидно, что как страны Южного Кавказа, так и государства, прилегающие к региону, будут вынуждены выработать общие правила использования водных ресурсов и трансграничных рек, чтобы предотвратить будущие конфликты. Потенциальных проблемных вопросов более чем достаточно. Так, Иран намерен перенаправить часть вод Араза для спасения озера Урмия от высыхания, однако возникает вопрос: как это повлияет на водность Куры и уровень Каспия, который и без того снижается?

По всему миру конфликты и войны всё чаще связаны именно с водой. Чтобы регион Южного Кавказа избежал «водных войн», необходимо заранее устранять источники напряженности. Для этого требуется согласованная межгосударственная политика, исключающая конфронтацию вокруг трансграничных рек. В мировой практике уже есть примеры, когда именно «водный вопрос» становится определяющим в межгосударственных отношениях.

Достаточно вспомнить недавнее обострение между Индией и Пакистаном, когда Индия, нарушив Индский водный договор 1960 года, начала перекрывать плотины на трансграничных реках. Для Пакистана это грозило катастрофой, и резкая эскалация конфликта была неизбежна. Лишь чудом удалось избежать масштабной войны между двумя ядерными державами.

Главный сегодняшний конфликт — война между Россией и Украиной — также имеет в том числе «водное измерение». Более того, геополитическая ловушка, в которую себя загнала Россия, перекраивая границы и захватывая украинские территории, во многом связана с тем, что в Кремле не просчитали «водный фактор». Попытки решать проблему уже в ходе войны лишь усугубили ситуацию, приведя к «водной катастрофе» на оккупированном Донбассе.

Сегодня Донецк и большинство городов захваченной территории живут на жестком «водном пайке». Водохранилища давно исчерпаны. Раньше воду подавали по 2–3 часа через день, сейчас — ещё реже: раз в два дня и то не для всех районов. На верхние этажи вода не доходит, многие кварталы неделями сидят без неё.

То, что течет из кранов во время «подачи», с трудом можно назвать водой: без кипячения её употреблять невозможно. Ситуацию усугубляет то, что верхушка местных сепаратистов во главе с бывшим функционером МММ Денисом Пушилиным наладила прибыльный бизнес на продаже воды населению.

Именно поэтому в нынешних переговорах о мире, которые пытается организовать президент США Дональд Трамп, становится понятным, почему Владимир Путин настаивает на контроле над всей территорией Донецкой области. Дело в том, что Донецк и большая часть региона получали воду по каналу Северский Донец – Донбасс, начинающемуся у Славянска, находящегося под контролем Украины. Без восстановления работы этого канала удержание Донецкой области означает управление территорией перманентной гуманитарной катастрофы. Но даже если Кремль получит полный контроль над Донецкой областью, это не решит проблему. Северского Донца хватит для коммунальных нужд, но не для восстановления промышленности. А без промышленности население окажется без работы и средств к существованию.

До войны воду в Донбасс дополнительно перебрасывали из Днепра по каналу Днепр – Донбасс, который вливался в Северский Донец в районе Славянска. Потеря Славянска и остатков Донбасса делает бессмысленной для Украины дальнейшую перекачку днепровской воды. Следовательно, нормальная жизнь на Донбассе возможна только при восстановлении территориальной целостности Украины. Именно это, в определенном смысле, предусматривали Минские соглашения, аннулированные полномасштабным вторжением РФ в феврале 2022 года.

До вторжения Украина стабильно снабжала водой даже оккупированный Донецк: по каналу Северский Донец – Донбасс вода доходила до верховьев Кальмиуса, снабжавшего Мариуполь. Мариуполь до 2022 года оставался под контролем Украины, а его металлургия требовала огромных объемов воды. Украина была вынуждена снабжать Донецк, чтобы не оставить без воды Мариуполь. Захватив и разрушив Мариуполь, а также сам канал, Россия фактически лишила оккупированные территории источника воды.

Не может полноценно развиваться и аннексированный Крым. В 2013 году 87% водных ресурсов полуострова поступали по Северо-Крымскому каналу из Днепра через Каховскую ГЭС. После аннексии Украина перекрыла подачу воды, и Крым оказался в условиях жесточайшего дефицита. Кремль вынужден был бурить артезианские скважины, но запасы пресной воды оказались ограниченными и к 2022 году были почти исчерпаны.

Поэтому для Москвы вопрос встал ребром: либо мириться с перманентным дефицитом, либо возвращать Крым, либо «прорываться к Днепру». Судя по дальнейшим действиям, Кремль выбрал третье, что и стало одной из главных причин нынешней катастрофы.

22 февраля 2022 года началось вторжение, а уже 24 февраля российские войска захватили Северо-Крымский канал. К марту 2022-го он был вновь заполнен днепровской водой. Это и было одной из ключевых целей «спецоперации». В Стамбуле в конце марта 2022 года Россия пошла на «жест доброй воли», вернув Украине захваченные территории в Киевской, Черниговской и Сумской областях, но удержание Каховской ГЭС и канала даже не обсуждалось.

Однако война продолжилась, и к концу 2022 года Украина вернула правый берег Днепра в Херсонской области. Каховская ГЭС оказалась на линии фронта. После её разрушения в июне 2023 года подача воды в Северо-Крымский канал прекратилась, и возобновить её без восстановления ГЭС невозможно. Вопрос вновь стоит так, как и раньше: либо возвращать Крым Украине, либо захватывать всё нижнее течение Днепра. На второе у России сил уже нет.

Неудивительно, что официальная российская пропаганда замалчивает «водную катастрофу» на Донбассе. Иначе стала бы очевидна сомнительная «мудрость» Кремля: потратив колоссальные ресурсы и жизни сотен тысяч людей, Россия так и не решила главный вопрос — водоснабжение захваченных территорий.

История России показывает, к чему приводит пренебрежение водной проблематикой. Этот урок должен стать предостережением для других стран: ошибки в «водной политике» обходятся слишком дорого.

Владимир Цхведиани, Грузия, специально для Caliber.Az