Внутренний фронт Зеленского Что вскрыла операция «Мідас»?

Есть коррупционные скандалы, которые вспыхивают и быстро затухают. Но бывают и такие, которые обнажают саму архитектуру государства. История последних дней в Украине относится именно к этому типу и демонстрирует не отдельный сбой, а устройство всей системы, её внутреннюю природу и механизм принятия решений.

Речь идет об операции «Мідас», в ходе которой украинские антикоррупционные структуры вскрыли масштабную схему в государственной компании «Энергоатом» — одном из ключевых предприятий страны, обеспечивающем почти половину всей выработки электроэнергии. Следствие установило, что доступ к госконтрактам превращался в платную услугу. Поставщиков вынуждали отдавать от десяти до пятнадцати процентов стоимости сделки. Деньги уходили через офшорные цепочки и наличными. Суммарный ущерб составил примерно сто миллионов долларов.

Расследование длилось пятнадцать месяцев. Следователи собрали огромный массив доказательств, включая тысячи часов прослушек, и провели десятки обысков. И чем глубже продвигалось следствие, тем ближе оно подходило к центру политической власти. Одним из ключевых подозреваемых стал Тимур Миндич, давний партнёр президента Украины Владимира Зеленского по «Кварталу-95». В материалах он фигурирует под псевдонимом «Карлсон», а сама схема выглядела как отлаженный механизм, работавший далеко не один день.

Особую тревогу у следствия вызвало то, что отмывание средств проходило через офис, связанный с семьёй Андрея Деркача — фигуранта международных расследований, которого неоднократно обвиняли в продвижении интересов России в украинской ядерной сфере. Часть выведенных средств, по данным следствия, обналичивалась даже на территории РФ. Такой набор связей вывел скандал из внутреннего дела в вопрос национальной безопасности.

Масштаб расследования оказался настолько значительным, что вскоре последовали отставки министра юстиции и министра энергетики. Внешне это могло выглядеть как попытка быстро снять напряженность, но по своей сути эти отставки стали признанием того, что коррупционный контур проник в стратегический сектор в период войны.

Этот эпизод не исчерпывает проблемы. Чтобы увидеть её масштаб, важно посмотреть на контекст, в котором подобное вообще стало возможно.

Политическая траектория Владимира Зеленского изначально содержала набор вопросов, которые так и остались без ясных ответов. Его стремительный взлёт был встроен в медийно-финансовую экосистему Игоря Коломойского. Формально новая власть демонстрировала дистанцию, однако можно предположить, что зависимость от стартовых ресурсов и ранних политических договорённостей никуда не исчезла. Украинская система вновь проявила свою инерционность. Новый лидер не демонтирует унаследованную сеть влияний, а вынужден встраиваться в неё. Со временем эта сеть обрастает собственными игроками, интересами и каналами доступа к финансовым потокам.

Несколько последних эпизодов лишь усилили это восприятие. Один из самых влиятельных людей в окружении Зеленского — заместитель руководителя Офиса президента Олег Татаров — ещё в декабре 2020-го стал фигурантом расследования НАБУ (Национальное антикоррупционное бюро Украины) по делу «УкрБуда» (компании-застройщика, чьи руководители, по версии следствия, были причастны к схеме выведения средств через фиктивные экспертизы и махинации при строительных проектах). Несмотря на обвинения, Татаров сохранил должность, что послужило недвусмысленным сигналом: антикоррупционная повестка прекращается там, где она затрагивает фигуры из ближнего круга президента.

Схожие выводы подтвердила история с бывшим руководителем НЭК «Укрэнерго» Владимиром Кудрицким. 28 октября 2025 года его задержали по подозрению в присвоении средств, выделенных на укрепление энергетической инфраструктуры в условиях российских ударов. На следующий день Печерский суд Киева избрал меру пресечения — арест сроком на два месяца с альтернативой залога в 13,73 млн гривен (примерно 326 тысяч долларов).

Дополнительным маркером стали и другие примеры. Андрей Смирнов, занимавший должность заместителя руководителя ОП и курировавший юридическое направление, был отправлен в отставку после серии расследований и возникших подозрений в незаконном обогащении. Другой заместитель руководителя ОП, Ростислав Шурма, попал под проверку вследствие нестыковок в расходах по ряду инфраструктурных проектов, а также вопросов, связанных с деятельностью компаний его брата. Эти случаи усилили ощущение, что ближний круг не только участвует в коррупционных схемах, но и формирует их архитектуру.

То, что кажется особенностью команды Зеленского, фактически повторяет практики предыдущих элит. Здесь показателен пример Burisma — один из ярких эпизодов эпохи Порошенко. Крупная газодобывающая группа, контролировавшая ряд украинских месторождений, включила в свой совет директоров Хантера Байдена, человека без компетенций в энергетике, но с ценным политическим капиталом. По данным открытых источников, его доходы могли достигать суммы, близкой к миллиону долларов в год. Эта история показала, насколько легко украинские активы превращались в инструмент внешнеполитических сделок. Коррупционная логика стала международной, а внутренняя система была имплементирована в чужие интересы.

Все эти примеры сходятся в одном выводе: смена власти в Украине меняет имена, но не меняет модель управления. Даже после прихода Зеленского, который заявлял о новой эпохе, система продолжила функционировать в прежнем режиме. Ближний круг усилился, решения стали непрозрачнее, антикоррупционные органы — уязвимее. В ключевых сферах, включая армию, энергетику и строительство, влияние теневых акторов росло быстрее, чем способность институтов удерживать контроль.

Этот процесс развивался на фоне гигантских внешних вливаний. Общий объём помощи Запада превысил сто миллиардов долларов. Средства распределялись в условиях минимальной транспарентности. Западные аудиторы неоднократно фиксировали случаи ненадлежащего использования военных и финансовых ресурсов. Параллельно росла теневая экономика. Неформальные рынки топлива, серые логистические схемы, сервисы обналичивания и фирмы-прокладки сформировали параллельную финансовую инфраструктуру, функционирующую в обход государства.

Особенно остро проявился давний раскол между украинскими силовыми структурами. Служба безопасности Украины и НАБУ давно действуют как конкурирующие центры влияния. Напряженность достигла пика в 2025 году, когда Зеленский поддержал закон, фактически лишавший НАБУ и Специализированную антикоррупционную прокуратуру независимости и передававший ключевые полномочия Офису генерального прокурора. Массовые протесты и давление международных партнёров вынудили власть отменить документ. Однако сама попытка стала свидетельством стремления не укреплять антикоррупционные институты, а поставить их под контроль.

На фоне операции «Мідас» эта проблема проявилась ещё острее. Сейчас внутри НАБУ и САП (Специализированная антикоррупционная прокуратура) расследуют факт утечки информации фигурантам дела. Это говорит о глубине институционального кризиса, который давно перерос рамки одного расследования.

Совокупный эффект подобных скандалов уже влияет на международный имидж Украины. Европейские институции публично предупреждали Киев о риске пересмотра финансовой поддержки, если давление на НАБУ и САП продолжится. Венгрия ранее блокировала крупные пакеты макрофинансовой помощи, ссылаясь на недостаточную прозрачность распределения средств. Для страны, экономика которой держится на внешних ресурсах, такие сигналы стали критическими. Коррупция превратилась в фактор международной политики.

Операция «Мідас» показала то, чего многие в Украине предпочитали не замечать. Война перестала скрывать структурные изъяны и высветила их ещё жёстче. Новые элиты не разрушили унаследованную модель, а укрепили её под собственные интересы. Поэтому нынешний скандал не выглядит исключением. Он стал прямым следствием системы, где институциональный контроль уступил место личным договорённостям.