Кобуловы: обоих совершенно не жалко «Неудобная правда» Самита Алиева

Продолжение. Начало тут. 

Богдан Кобулов отметился не только как палач поляков и грузин, это было только началом. Когда разразилась Великая Отечественная война, этим толстым дядей не затыкают дыры на фронте. Во времена ожесточенных боев под Сталинградом, Курском или на Керченском перешейке, Кобулыч получает генеральский паек. Работа у него такая была, энергозатратная: в апреле 1943-го он становится 1-м заместителем наркома госбезопасности СССР. А теперь – немножко об орденах, какие и за что именно их получал человек и самовар.

В 1944-м за операцию по депортации чеченцев и ингушей он получает орден Суворова I степени. За очистку Крымской АССР от тех, кого считали «антисоветскими элементами» – а именно, крымских татар, болгар, греков и даже армян-мусульман, есть и такие, не удивляйтесь, и их называют амшенцами, а также за выселение кабардинцев и балкар из Кабардино-Балкарии, 15 июля удостаивается ордена Красного Знамени. За выселение турок и курдов с черноморского побережья, из Грузии и некоторых регионов Северного Кавказа, Кобулов получает орден Отечественной войны I степени. Радовался, думаю, человечек безмерно, что может быть приятнее, чем получить за выселение турок и курдов орден Отечественной войны I степени, не так ли? Вы вообще оценили размах и масштаб? Грузины, поляки, русские, украинцы, чеченцы, ингуши, крымские татары, болгары, греки, кабардинцы, балкарцы и даже армяне-мусульмане. 

К Кобулову-старшему, ну, к «самовару», мы еще вернемся, благо, поводов для этого хватает, человечек, где мог, там и наследил, но был у него и младший брат — Амаяк Кобулов, также сделавший неплохую карьеру в карательной системе. Его бывший зам дал о нем впоследствии такие показания: «Амаяк сам избивал арестованных палкой, предварительно укладывая их на пол». Приходилось укладывать, очевидно, потому что Амаяк не был таким жирным, как брат Богдан. Но факт остается фактом, как впоследствии говорили свидетели — оба пытали подследственных с нескрываемым удовольствием. В общем, Амаяк, отслужив в РККА и немного поработав секретарем народного суда, переквалифицировался в бухгалтера и работал сначала в Боржоми, а потом и в Тбилиси. В конце концов, пошел по стопам брата, точнее, не то, чтобы сам пошел, разумеется, братец протекцию составил. В 1927-м его принимают счетоводом в финотдел ГПУ Грузии, хлебное, знаете ли, место, знал Богдан, куда братца пристраивать. Двумя годами позже Амаяка перевели на оперативную работу — уполномоченным экономического отдела. А в 1929-м году Амаяка включили в небольшую группу работников ГПУ Закавказья во главе с Берией, и Амаяк приезжает в Баку громить так называемый филиал Промпартии. Там Амаяк провел допрос начальника строительства нефтепровода Баку — Батуми Булгакова, нет, он был просто однофамильцем, Булгакова осудили как «крупного вредителя» и дали 15 лет. Амаяк-джан лично допрашивал технического директора «Азнефти» Фатуллу Рустамбекова и отца Ландау, инженера-нефтяника Давида Львовича Ландау… Допрашивал, разумеется, с пристрастием, показания успешно выбил, Рустамбекова осудили на 10 лет, а Давид Львович получил 4 года. Арсенал у Амаяка был точно такой же, как у брата: избиения, ночные допросы и издевательства. 

Но настоящий взлет в карьере был впереди. 7 декабря 1938-го его назначают 1-м заместителем наркома внутренних дел Украинской ССР. В том же месяце его из старшего лейтенанта ГБ сразу произвели в майоры. Должность наркома внутренних дел УССР была оставлена вакантной, и Амаяк фактически исполнял обязанности наркома вплоть до сентября 1939-го. Кровь еврейских писателей Украины именно на его руках, 2 июля 1939 года он направляет письмо Хрущеву, тогдашнему секретарю ЦК КП Украины, в котором говорится следующее: харьковская группа среди прочего характеризуется «одной из составных частей антисоветской националистической организации еврейских писателей Украины», в которую, кроме возглавляющего ее Дер Нистера (умер в лагере), входит поэтесса Хана Левина, поэт и драматург Моисей Хащеватский, драматург и литературовед Ойзер Гольдес и поэт Мендель Абарбанель. В общем, и там отметился.

А вот потом началось самое, на мой взгляд, интересное. В сентябре 1939-го Амаяка направляют в Берлин. Резидентом НКВД. За что – вот честно, не знаю, не докопался до истины, подозреваю, что снова по протекции Кобулова-старшего. Амаяк был не самым компетентным специалистом, образования у него было – пять классов, как там в «Золотом теленке» было: до физики Краевича вы, Васисуалий, так и не дошли, помните? Так вот, Амаяк даже не владел немецким, и свою разведывательную деятельность начал с пьяного дебоша на дипломатическом банкете. В общем, дорвался до халявного фуршета, нажрался в зюзю и давай куролесить. Чем, разумеется, сходу привлек внимание немецких контрразведчиков, но об этом чуть позже. Разозленный как кретинскими донесениями, так и идиотским поведением резидента, ну, и опасаясь, как бы тот не наделал новых глупостей, нарком Меркулов специальной шифротелеграммой запрещает резиденту встречаться с ценными агентами вообще. Хуже простого дурака только инициативный дурак, вот Амаяк Захарович и решает обзавестись собственными источниками информации. Он инициирует встречу с главой берлинской организации антифашистов по кличке «Корсиканец» (советника министерства экономики Германии Арвида Харнака). Встречу с целью дальнейшей вербовки назначает среди бела дня, и приезжает на «конспиративную встречу» в сопровождении переводчика и охранника. Блестящее решение, большого ума мужчина, как говорится, вам не кажется? Ну вот и я так думаю. Да, я предвижу возражения в духе «дипломаты очень часто совмещают свою деятельность с разведывательной» – знаю. Разведка – это вообще не прежде всего сбор информации, а исключительно сбор информации, так что кому как не дипломатам, как говорится, но… Есть маркер, позволяющий отличить дипломата, который совмещает свои непосредственные обязанности с разведывательной деятельностью, от агента, для которого дипломатическая деятельность находится на втором плане. У агента круг знакомств несколько шире, чем у «чистого» дипломата, и он порой появляется в такое время и в таких местах, где кадровые дипломаты не появляются даже случайно. Так что плотное наружное наблюдение дает ответ на этот вопрос максимум, подчеркиваю, максимум через пару месяцев. В случае с Амаяком Захаровичем немцам потребовалась пара дней. Нет, не на то, чтобы понять, что перед ними агент, ни в коем случае, нормальные агенты как минимум стараются не напиваться на фуршете, за исключением тех особых случаев, когда этого требует оперативная обстановка. Думаю, что вы тоже поняли, что именно поняли немцы через несколько дней. Перед ними человечек с пятью классами образования, которым грех не воспользоваться. Вот немцы и взяли дурачка в оборот, подставив ему латышского корреспондента в Берлине Орестаса Берлинкса, через которого сливали советскому руководству дезинформацию, в духе «концентрация немецких войск на границе с СССР – это средство давления, немцы не собираются начинать войну, они поднимут градус игры на нервах до максимума, а потом выдвинут ультиматум, до разгрома Великобритании Гитлер войны не начнет».

Но война начинается, и Кобулов возвращается в СССР, где его назначают наркомом внутренних дел Узбекской ССР. Знаете, надоели мне эти братья хуже горькой редьки. Я намеренно решил скомкать концовку, а потому буду краток: арестовали их в один день, 27 июня 1953-го года. Богдана расстреляли 23-го декабря того же года, а Амаяка – 26-го февраля 1955-го. Амаяк направил девять заявлений с жалобами на методы следствия, а когда ему вынесли приговор – написал слезное прошение о помиловании, цитирую: «Во имя советской гуманности, во имя справедливости, во имя памяти Ленина и Сталина прошу слезно сохранить мне жизнь и помиловать». Вот уж на самом деле, кто жить не умел, тот и умирать не научится. Обоих совершенно не жалко.